пальцы холодные кутаются в хлопок черной футболки, по коже стаей бегут взбудораженные мурашки. густота волос пахнет чем-то сладким и смешивается с щекотливым прикосновением дыхания на шее. денни наручниками цепляется за настойчивость тонких запястий:
— отстань, я же попросил! — ужом вырывается из крепкий объятий, простынь мнется под весом двух тел, собирается у краев. невнятное мычание в ответ. молочная вязкость тумана рвется в окна утром, которое он так ненавидит.

от эриха пахло весной, а мысли иногда переплетались лозами с мыслями денни. теперь там труха — дотронешься и все осыпется пылью.
пронзительная тишина наступила внезапно. кто-то перерубил красную нить и уничтожил все радиовышки. радикально. вмиг. стало так тихо, что нерешительно ворочающиеся мысли эхом отскакивали от черепной коробки.

…сначала по щекам покатились изумрудами слезы. а потом пришла боль и дикий, звериный ужас.

когда денни отступает и прекращает борьбу, эрих довольно прижимается щекой к его спине и прячет гиацинт глаз под мелкой дрожью ресниц. слышится глубокий, протяжный вздох:
— ты мне дороже всех. я хочу, чтобы ты знал.

глупая шутка: их последний разговор закончился раздраженным «отвали, заколебал» и выпущенной в проворно закрывшуюся дверь подушкой. остались десяток книг, свитера и пуловеры, старые кроссовки, заблокированный смартфон и незаполненные страницы соцсетей.

«когда повзрослеем, поедем в исладнию?»

— почему ты не ходишь на могилу брата? — эрих обходит широкое кресло и останавливается у аквариума. от него шарахаются выпучив глаза даже золотые рыбки. круги на воде взбудоражены крошками корма. хрустальные плавники хаотично бьются о переливающиеся чешуйки.
он боится себе признаться, что эриха больше нет. что все то время, что он был уверен, что знает о брате все-все, он не знал ничего. что воспоминания стираются в его голове все быстрее и быстрее спиралью, стремящейся в центр. что не знает ответа ни на один из своих вопросов. что его выкинули поломанной игрушкой на обочину.
— не хочу. не люблю кладбища. мне не нравится там атмосфера, — денни опускает взгляд на замок пальцев, где прячет ответ от посторонней внимательности.
— скажи ему, — рыбка в руках эриха глотает яд кислорода, последний раз бьет хвостом и застывает, — скажи ему правду, денни.

он — рыба, выкинутая океаном на берег. всего миллиметр до воды, пропасть до спасения.
вода переливается синевой на его щеках. швабра шаркает по плитке под ногами.

«мне плохо», — поломанный винил голоса матери скрипит в голове, — «так плохо, мой мальчик…» два оборота на дверной ручке, музыка на максимум в беспроводных наушниках. попытки отмычками вскрыть пустоту личного пространства. у эриха была старая отцовская лампа с десятками вырезанными насквозь звезд и черные плотные шторы. щелкает выключатель и небо расползается по потолку. у денни аллергия на пыль.
— вон кассиопея и большая медведица, — кивает куда-то в сторону, говорит, — если бы я был тобой, все было бы иначе. тебе так повезло… у тебя опять глаза слезятся. может хватит?

морские коньки путаются в водорослях и рыба клоун рисует круги. мир за пределами аквариума кристально прозрачный. у мальчишки напротив осунувшееся лицо и такие же рыбьи глаза бессмысленно следящие за незатейливым дозором. эрих стучит по толстому стеклу:
— как думаешь, если этих рыбешек переместить вон в тот большой аквариум, долго они смогут жить?
— не думаю, — денни передергивает плечами. он бы не хотел оказаться там — запертым в куб аквариума, пронзаемым сотнями взглядов каждый день.
— ты… — эрих не успевает договорить, подскакивает на ноги и тут же исчезает. денни подмечает только рябь злости на его[их] собственном лице и цепенеет от впившегося иголками голоса. рыба клоун прячется за камень на дне. он оборачивается. швабра вырывается из рук, звонко отбивает рукояткой несколько раз о светлую плитку под ногами. денни падает следом, в руках край мокрой кофты и полоска шагов от самой двери. проливной дождь тошнотворным запахом наполняет пространство и водоросли набиваются в глотку, мешают сделать вздох…

если досчитать до десяти. медленно вдумчиво, то все вокруг становится ненормально нормальным.

— денни, нам над идти, пора, — голос отца звучит глухо за дверью. в тот день он закрывается в комнате и долго-предолго изучает белоснежный потолок, черный костюм на вешалке инородно вписывается в интерьер, — денни, нам надо попрощаться с эрихом и его другом.

… на счет три на плечо ложится чужая холодная рука. денни вздрагивает, сбивается со счета, начинает с нуля.

99